Глава 55

Возвращение влюбленного

Стоял уже конец июня; вняв настойчивым увещеваниям Молли и ее отца, равно как и щедрым призывам мистера и миссис Киркпатрик, Синтия сдалась и отправилась продолжить свой прерванный визит в Лондон, но не ранее, чем разлетевшаяся молва о ее внезапном возвращении к одру болезни Молли сильно изменила в ее пользу переменчивое мнение маленького городка. Ее роман с мистером Престоном был задвинут в тень, теперь все только и говорили о ее добром сердце. В свете выздоровления Молли все вокруг словно окрасилось в розовые тона — да, собственно, настал срок, когда и на самом деле зацвели розы.

Однажды утром миссис Гибсон принесла Молли огромную корзину цветов, присланную из Холла. Молли все еще завтракала в постели, теперь же как раз спустилась вниз; она уже достаточно окрепла, чтобы украшать гостиную цветами; разбирая присланный подарок, она не удержалась от нескольких замечаний:

— Ах! Бело-розовые бутоны! Миссис Хэмли любила их больше всех других цветов и сама так была на них похожа! Дикая роза — каким ароматом она наполняет комнату! Я уколола палец, но это не важно. Ах, мама, посмотрите на эту розу! Я забыла ее название, но это очень редкий цветок, он растет только на затененном участке стены рядом с шелковицей. Роджер купил саженец этого дерева для своей матушки, на собственные деньги, когда был еще совсем юным; он показал мне его, и я запомнила.

— Я полагаю, Роджер эти цветы и прислал. Папа разве при тебе не говорил, что вчера встретил его?

— Нет! Роджер! Роджер вернулся! — вымолвила Молли, залившись краской, а потом стремительно побледнев.

— Да. А, я теперь вспомнила, ты ушла спать еще до того, как папа вернулся, а потом его рано утром вызвали к этой несносной миссис Билль. Да, позавчера, совершенно неожиданно, Роджер прибыл в Холл.

Молли обессиленно откинулась на спинку стула; некоторое время она была не в состоянии заниматься цветами. Новость своей неожиданностью поразила ее в самое сердце.

— Роджер вернулся!

Так случилось, что в тот день мистер Гибсон был занят больше обычного и домой приехал только ближе к вечеру. Молли все это время оставалась в гостиной — даже не поднялась наверх, чтобы прилечь днем, как это вошло у нее в последнее время в привычку, — ей не терпелось услышать подробности о возвращении Роджера, которое все еще представлялось ей почти невероятным. На деле же, в нем не было ничего неожиданного, просто долгая болезнь заставила ее потерять счет времени. Роджер уехал из Англии, намереваясь пройти вдоль восточного берега Африки до мыса Доброй Надежды и оттуда продолжить свое путешествие сообразно поставленным перед ним научным целям. В последнее время все письма ему адресовались в Кейптаун; именно там, двумя месяцами ранее, он узнал о смерти Осборна и получил отказ Синтии, изложенный в столь поспешно написанном письме. Он рассудил, что поступит правильно, если немедленно вернется в Англию и сообщит обо всех обстоятельствах пославшим его джентльменам, в том числе о тайном браке и внезапной смерти Осборна. Он предложил — и предложение было принято — вернуться в Африку при первой возможности, на любой срок, какой они сочтут справедливой заменой тех пяти месяцев, которые он еще должен был на них отработать. Все они, по большей части, и сами были землевладельцами и понимали, как важно доказать законность брака старшего сына в роду и установить наследственное право его отпрыска на фамильную собственность. Все эти сведения, хотя в куда более сжатой форме, мистер Гибсон сообщил Молли всего за несколько минут. Она сидела, выпрямившись, на софе и была совершенно очаровательна — щеки полыхали румянцем, глаза сияли.

— Вот как! — произнесла она, когда отец умолк.

— Вот так! И что? — спросил он игриво.

— Ну как же, столько новостей. Я весь день дожидалась, когда смогу тебя расспросить. А каков он с виду?

— Если можно вообразить, что молодой человек двадцати четырех лет может стать выше, тогда он стал выше. Впрочем, думаю, так просто кажется потому, что он стал крепче, мускулистее — словом, возмужал.

— А! Так он переменился? — спросила Молли, несколько обескураженная словами отца.

— Да нет, не переменился. Но и на прежнего себя не совсем похож. Во-первых, он загорел до черноты, просто настоящий негр, и отпустил бороду, густую и длинную, как хвост моей кобылы.

— Бороду! Ну, рассказывай же дальше, папа. А говорит он все по-прежнему? Я бы узнала его голос среди тысяч!

— Готтентотского кваканья я не уловил, если ты это имеешь в виду. И я не услышал от него «Цезарь с Помпеем друг на друга похожий, особенно Помпей» — это единственный образец негритянского говора, который я в состоянии вспомнить навскидку.

— И в котором я никогда не усматривала ничего смешного, — вставила миссис Гибсон, вошедшая в комнату уже после начала разговора, поэтому она не поняла, к чему клонит ее муж.

Молли заерзала; ей хотелось продолжить расспросы, хотелось, чтобы отец и дальше отвечал точно и по сути, однако она знала, что, стоило его жене вступить в разговор, немедленно выясняется, что мистеру Гибсону необходимо срочно куда-то отлучиться по делу.

— Скажи мне, все ли гладко между ними? — В обычных обстоятельствах Молли не стала бы задавать такой вопрос в присутствии миссис Гибсон, ибо они с отцом давно пришли к тактичному обоюдному соглашению обходить молчанием то, что знали и чему были свидетелями, уважая чувства тех троих, из кого ныне складывалась семья в Холле.

— А! — сказал мистер Гибсон. — Похоже, Роджер во всем наводит порядок, спокойно и твердо, как всегда.

— «Наводит порядок»? А что там не так? — сразу же заинтересовалась миссис Гибсон. — Полагаю, сквайр и его невестка-француженка не больно-то ладят? Господи, как же я рада, что Синтия действовала столь молниеносно; в противном случае она оказалась бы втянута во все эти дрязги, а это так неловко. Бедный Роджер! Вернуться домой и выяснить, что на его пути к наследству стоит младенец!

— Дорогая, тебя просто не было в комнате, когда я объяснял Молли, в чем первостепенная причина возвращения Роджера: официально утвердить сына своего брата в его законных правах. Теперь работа эта почти завершена, и он, в соответствующей степени, испытывает радость и удовлетворение.

— Получается, он не сильно огорчен тем, что Синтия разорвала помолвку? — (Теперь миссис Гибсон могла с полной безнаказанностью называть это «помолвкой».) — Я всегда опасалась, что чувства его весьма поверхностны.

— Напротив, он глубоко уязвлен. У нас с ним вчера был долгий разговор на эту тему.

И